Сделал вот тут небольшую заметку о полехах. Точнее - о балтском генетическом и историческом субстрате в их культурном генезисе.

Полехи – этнотерриториальная  группа в составе великорусского народа, генетически напрямую связанная с древним балтийским (литовским) населением так называемой области Полесье. Заметим, что под Полесьем следует понимать вовсе не ландшафтную особенность данной местности – преобладание лесных массивов над полями, и уж никак не историческую область в современных государствах Белоруссии и Украине, жители которой зовутся полещуками, а, скорее, район междуречья Днепра и Оки, территории по рекам Вытебети, Болве, Россете, Навле и Десне – то есть треугольник на стыке трех областей – Калужской, Орловской и Брянской.  В отечественной этнологической литературе никогда не существовало чётко очерченных границ Полесья, поэтому остановимся на общепринятых. Восточный участок полесской границы – река Вытебеть до впадения ее в Жиздру, деревни Дремово, Думиничи, река Неруча, Жерятино-Десна; южная – Ружное, Чичково; южная – по реке Навля. Это так называемая этнографическая граница Полесья в «узком» смысле самого исследуемого понятия,. Расширяют полесские границы следующие этнографы: Пассек причисляет к Полесью также Брянский и Трубчевский уезды (Очерки России, IV, стр. 26),  С. Максимов – Севский (Др. и Нов. Россия 1876, №8, стр. 306), Тарачков прибавляет еще и Карачевский. Карпов приплюсовывает юго-восточный участок современной Смоленщины: левый берег Десны и по правому на двадцать пять верст в Рославльском уезде после впадения реки Вотьмы, района, называемый «Кривым Лесом». Собственно по Калужской губернии Попроцкий (Материалы по статистике России Калужской губернии, стр.8) относил Жиздринский, Козельский, Мосальский и Лихвинский уезды.

Как видим, границы Полесья весьма неточны, размыты и суммарны, что еще больше затрудняет какую-нибудь унификацию этнологического исследования.

В разные исторические периоды в бассейне Верхней Оки существовали Одоевское, Воротынское, Белевское, Мосальское, Жиздринское и Козельское княжества, оказавшиеся в сфере влияния централизованной власти Москвы при великом князе Иване III.

Уникальность культуры полехов заключается прежде всего в ее универсальности. То есть, она свойственна не какой-либо конкретной культурной черте, будь то особенности быта, жилища, традиционного костюма, орудий сельского хозяйства, а, пожалуй, всему сразу.

Исторически, начиная с эпохи татарского ига, Полесье играло ту же самую роль, что и Мещёра: сюда, в этот глухой, труднодоступный для степняков, «медвежий угол», край лесов и болот, стекалось население с южных степных окраин, по мнению ряда историков в этом плане преобладали северяне.

Полесье явилось зоной тесного соприкосновения этнокультурного наследия восточнославянских племен вятичей (бассейн Оки), кривичей (верховья Днепра и Оки) и северян (бассейны рек Неруссы и Десны), а также древнейшего дославянского населения этих мест – балтоязычной голяди. Слабо прослеживается также финно-угорский пласт, но он не оставил от себя какого-то существенного следа в местной топонимике и гидронимике и, соответственно, не заслуживает отдельного контекстного блока в настоящей статье. Отметим, что форпостом между смоленскими кривичами и вятичами послужили река Брынь, приток Болвы, протекающая в Брынских лесах. Десна, в районе Брянска, Болдыж – лес вниз по Десне, по левому берегу и по реке Неруссе, служили встречной зоной между северянами и вятичами (Любавский, Историческая география, стр. 56 и 75). Ниже мы подробнее рассмотрим некоторые из приведенных славянских составляющих. Да и славянских ли? Но об этом ниже.

Самым интересным, на наш взгляд, остаётся дославянский балтийский (балтский) пласт, передавший материальной культуре полехов существенный архаичный след, который, впрочем, и до сих пор вызывает затруднения при этнографической классификации полехов как великороссов.

Дабы понять, какие лингвистические и генетические субстраты оказали влияние на формирование этнической общности полехов, рассмотрим основные из них более детально.

Впервые о племени голядь упоминает Ипатьевская летопись под 1147 год, во время похода черниговского князя Святослава Ольговича «воевать» смоленские земли, во время которого тот захватил часть земель Смоленщины в бассейне р. Протвы, притоке Оки, населенных голядью - "...и шед Святославъ и взя люди Голядь, верхъ Поротве..." – указано в хронографе (ПСРЛ, 1962, с. 339). Причем, уже в последующем XIII веке, летописец именует голядь именно «литвой» (1248 г.): "И Михаиле Ярославичъ московский убьенъ бысть от Литвы на Поротве" (ПСРЛ, 1925, с. 38) (речь идет о московском князе Михаиле Хоробрите, погибшем на Протве в сечи с «литвой», под которой, безусловно, следует понимать именно голядь.

Откуда же появились в этих краях балты? Ряд историков приводят версию о том, что литовская голядь – потомки пленников из прусской Галиндии, поселенных русскими князьями в бассейне верхней Оки (Н.М.Карамзин, П.И.Шафарик, П.И.Якобий, В.Т.Пашуто),  А вот С.М.Соловьев, Н.П. Барсов, А.А.Шахматов предполагают, что голядь переселилась на Протву из Галиндии вместе с вятичами и радимичами, имевшими «происхождение от ляхов».

Московский князь Михаил Хоробрит вынужден был снова отправиться на Протву, где и погибает в сражении с Литвой. Литва на р. Протве в середине XIII в. это - безусловно потомки голяди. Таким образом, надежно определяется, что в ХI-ХIII вв. в Западном Подмосковье в бассейне р. Протвы проживала голядь.

Топонимические исследования доказывают факт, что верхнеокские поселения голяди составляют неразрывную часть древнего балтского ареала. Гидронимов балтского происхождения на Верхнем Оке не меньше, чем в других регионах расселения этого древнего этноса. Поэтому можно с уверенностью отметить, что древние балтские племена вплоть до славянских миграций населяли земли Верхней Оки (Седов, 1971, с. 99-113; Топоров, 1972а, с. 217-280; 19726, с. 185-224; 1982, с. 3-61; 1988, с. 154-176).

Что касается собственно славян – то их появление в бассейне Верхней Оки датируемо приблизительно VII-VIII веками нашей эры.

По Седову интересно и такое деление гидронимических аналогов: в Верхнеокском регионе вместе с водными названиями балтского происхождения, соответствующими гидронимам Подвинья и современных литовско-латышских земель, имеются гидронимы и западнобалтской (прусско-ятвежско-галиндской) морфологии.

Что удивительно – память об автохтонной голяди в бывших регионах ее расселения сохранилась вплоть до XIX века. Калужский краевед В.М. Кашкаров пишет, что под городом Мещовском (кстати, иногда именуемом Мещёрском) Калужской губернии близ деревни Чертовой есть гора, на которой по преданиям в стародавние времена жил разбойники Голяга, по другим – Голяда (фольклорная аналогия с Кудеяром). Обладал он силой непомерной, на 30 верст бросал свой топор. Здесь же, в Мещовском уезде, неподалеку от деревень Свинухово и Сабельникова, местные жители указывали две горы, на которых жили два брата-разбойника Голяги, перебрасывавшиеся друг с другом топорами (Кашкаров, 1901, с. 12-13). Севернее, в Клинском уезде Московской губернии есть деревня, которая так и называется – Голяди.

В VII-VIII веках на Верхнее Поочье приходят славянские племена, одним из которых были кривичи.

Кривичи – восточнославянское племя, в 859 году с них брали дань варяги. Летописцы называют восточнославянские племена по именам с IX по XII века. Существует утверждения, что вятичи упоминаются в последний раз в 1146 году, в связи с началом войны черниговских князей Владимира и Изяслава Давыдовичей против великого князя Святослава Ольговича: «Но Святослав, уведав, что Изяслав Мстиславич приближился, ту ночь, убрався как мог, ушел за лес в Вятичи к Козельску…». Кривичи же по распространенному мнению в последний раз фигурируют в записи за 1162 год. В этом году в Ипатьевской и Воскресенской летописях полоцкие князья названы кривичскими. Однако есть и еще одна запись в Уваровском списке Московского летописного свода конца XV века. Это – запись 1469 года, вспоминающая князя Владимира, который «…все земли наши крести Русскую и нашу Словеньскую и Мерьскую и Кривичскую Весь, рекше Белозерьскую, и Мурому и Вятичи и прочая».

Некоторые историки считают, что кривичи не были племенем, вышеуказанная запись как раз должна подтверждать этот тезис «…кривичи все». Но и здесь не обошлось без споров: летописец ошибся и имел в виду племя весь (вепсов). То есть хотел написать «…кривичи и весь…», ссылаясь на малограмотность летописца.

Кривичи делились на три группы: смоленскую с центром в Гнездове, близ своей племенной столицы – Смоленска, двинскую – с центром в Полоцке и псковскую, первичным центром которой был Изборск. Ряд археологов считают кривичей, живших на территориях будущих Латвии и Эстонии, а также в Полоцкой и Смоленской землях союзом славян и балтов. Археолог Г.В. Штыхов в работе «Кривичи» за 2000 год, сообщает, что по результатам топонимических исследований водных названий белорусского Подвинья около 20% гидронимов отнесены к славянским, немногим меньше – к балтским, остальные, две трети, могут считаться как теми, так и другими. Здесь следует учесть – что гидронимы самые статичные из географических названий, хранящие в себе след глубокой древности. Раз так – язык древнего населения этой кривичской провинции можно считать общим. Б.А. Рыбаков считает – это язык славянобалтов.

Штыхов завершает свою работу следующим выводом: «Необходимо отметить, что кривичи менее всего подходят для того, чтобы относить их к населению единой древнерусской народности, для формирования которой необходимых условий в IX-XIII вв. явно не хватало…». Безусловно, часть этой этнокультурной общности в то время была уничтожена тевтонами, часть спаслась в литовских дебрях и болотах и в дальнейшем даже смогла сформировать на некоторых период после татаро-монгольского нашествия литовское государство от Балтийского до Черного морей. Только вот просуществовало оно недолго. «Повесть временных лет» о кривичах говорит так: «…иже седять на верх Волги и на верх Двины и на верх Днепра…».

Происхождение названия племенной общности «кривич» связывают с именем их верховного жреца Криве. О нем скупо сообщают литовские и прусские источники (под пруссами здесь следует подразумевать не пруссов как балтийский народ, а тевтонский орден), которых, начиная с XIII века,  частично истребили, частично ассимилировали немецкие миссионеры. Пруссы делились на одиннадцать племен, язык их походил на литовский. Будучи язычниками, пруссы имели своего верховного жреца, который жил в местечке Ромове, находившемся в Малой Литве, на границе с современной Калининградской областью. Так и не ясно - подразумевать под именем Криве-Кривейто одного жреца или сразу двух. Криве-Кривейто – это целый ряд поколений жрецов. Хронограф Тевтонского ордена сообщает, что Криве-Кривейто правили пруссами, литовцами, ливами и другими соседними народами.

Помимо всего прочего, латыши и по сей день называют русских -  krievs, а само слово «кривич» на определенном историческом этапе стало означать лживого человека, живущего не по правде, а по кривде (несправедливости).

О бывших кривичских поселениях говорят некоторые топонимы: Кривичи – в Гродненской области Белоруссии, Крева на Тихвине, Кревское на озере Кревском и прочие. В «Списке городов русских» среди литовских русских городов есть Крев камень.

Таким образом, на основе вышеприведенного блока, складывается мнение, о том, что кривичи – это славяно-балтский языковой и культурный массив, влившийся в белорусский и великорусский народы, оставив от своего языкового наследия лишь говор тудовлян на западе Тверской губернии и некоторые этнокультурные черты в традициях полехов.

Как мы уже подчеркивали выше, земли балтов, и отчасти близких им этнически кривичей, в XIII веке подверглись жестокой экспансии со стороны агрессивного Тевтонского ордена. Лишь мудрое руководство князя Миндовга (Миндаугуса) консолидировало разрозненные литовские племена аукштайтов, жемайтов (жмуди), куршей,  и, собственно, литвы. Подчеркнем, что сам этноним «литва» по мнению белорусских ученых имеет финно-угорское происхождение (Микола Ермалович). Забавную этимологию слова «литва» выдает В.Д. Юдин в своих лекциях по отечественной истории: "Белорусы, являясь соседями литвы, производят это название от слова "лютые". Это так, потому что литовские племена, особенно жмудь, отличалась языческой свирепостью, от которой страдали православные украинцы и белорусы". Чешский учёный Шафарик (кстати, один из основоположников идеи панславизма) считал, что слово "лютва" преобразовалось в "литву".

Если бы не харизма Миндовга, тевтонцы аннексировали бы и без особого труда поглотили остальные балтийские племена. Как только тевтонцы начали строить первые замки на реке Неман, им пришлось лоб в лоб столкнуться с хорошо организованным сопротивлением литовцев. С XIV и по начало XVI вв в Принеманье продолжалась кровавая война между германцами и литвой.

В 1236 году при Шауляе северная часть войск тевтонцев потерпела поражение от князя Миндовга. В мощное и крепкое государство Литва сложилась уже при детях и внуках Миндовга: Гедимине, Ольгерде и Кейстуте.

Год 1256 отмечен крещением князя Миндовга по католическому образцу. Однако, будучи формально христианином, Миндовг в глубине души продолжал оставаться язычником, придерживавшимся традиционных литовских верований. Хронист пишет: "Крещение было льстиво, потому что в тайне он не переставал приносить жертвы своим литовским богам, сжигал мертвецов, а когда выйдет на охоту и заяц перебежит дорогу, то уж ни за что не пойдет в лес и даже не посмеет сломить (?) в лесу". Литовская знать постоянно металась из католицизма в православие, исходя из общей народившейся литовской государственной конъюнктуры, простой народ же оставался в язычестве.

С XIII века центральная власть в Восточной Европе оказалась неразрывно связана с неуёмным стремлением к гегемонии народившегося Великого княжества Литовского. Литва постепенно расширяет свои границы на запад и юг, захватывая русские и будущие украинские земли, продвигаясь к Черному морю. В период с 1200 и 1263 литовцы нападали на русских 75 раз. В период расцвета (1362-1569 гг (Люблинская уния)) – литовское государство занимало площадь в 350 кв миль.

Литва аннексировала восточнославянские территории: Гедимин занял почти всю Белоруссию и украинскую Волынь, Ольгерд – в 1362 году одержал победу вблизи Голубых Вод в Подолии и отсюда занял весь бассейн Днепра и Днестра. В конце XIV века брат Ягайлы (Владислава) – Витовт открыто вмешивался в дела Новгорода, Твери, Пскова, Рязани. Сын Дмитрия Донского Василий (1389-1425) женился на дочери Витовта – Софье. Между двумя великими князьями, русским и литовским, был подписан договор, по которому границей между двух государств послужил приток Оки – Угра. Интересно то обстоятельство, что вплоть до начала XIX века земли в Калужской губернии западнее от Угры так и назывались в народе – «литва».

Литовский археолог и историк Мария Гимбутас в своем труде «Балты. Люди янтарного моря» указывает, что литовская экспансия на восток была направлена на те земли, которыми, начиная с доисторического периода и до времен кривичей и голяди, владели литовские племена. 

Несмотря на все эти показатели, русские земли в составе Великого княжества Литовского в силу провинциальной отдаленности от политического и государственного центра почти избегли «литовизации», мало впитали в себя какие-либо элементы литовской культуры XV-XVI веков.

Территория Верхней Оки в границах современной Калужской области окончательно вошла в состав Русского государства во второй половине XVII века.

Такова вкратце история становления Великого княжества Литовского как государства.

Следую данным предпосылкам, лингвисты не перестают спорить: к кому же относить население Полесья – к белорусам или южновеликоруссам? Одним словом, этнографические границы между великороссами и белорусами до сих пор не очерчены и вызывают полемику: Шахматов считает границей Десну, Ушаков, Дурново и Соколов – Болву.

На основании значительного участия литовско-балтского субстрата в формировании суб-этноса полехов и прочих культурных влияний, оказанных на население будущего Полесья, подведем следующие итоги:

Костюм: 1) Полесский костюм вобрал в себя элементы, из которых впоследствии сложилась великорусская народная культура: поневы на вздержке 3-х полотнищ, рубахи, имеющие косые полики, рогатые кички с сороками, передники из цельных полотнищ, бисерные позатыльники и бисерные украшения, мужские рубахи с косым разрезом ворота. Западной границей распространения южновеликорусских культурных элементов является берег Угры, река Присмара, село Осавик, село Федоровское, Меровня, Грабовка, Жереловская волость и северный берег реки Десна.

2) Элементы костюма, характерные для племен небелорусской территории и заимствованные ими с того времени, как сформировался белорусский этнос – поздние по происхождению: андараки, китлыки в культуре полехов не встречаются.

3) О балтийском слое заявляют лапти-рачки (технический аспект их изготовления).

4) По костюму Полесье может быть разделено на следующие регионы:
Верховья Болвы и Неруча – район характерный касталанам;
Белые зипуны, сохранившиеся в бывшей Бутчинской волости, рогатые кички, лапти-рачки и прочее.
Лубяные кички в Макровской волости в верховьях Снопоти;
Архаичные поневы, передники, рогатые кички и лапти московского типа – бывшая Бояновичская волость.
Западная часть Навльской волости Бежецкого уезда (Вздружное, Глинное) – лубяные кички, лапти-рачки;
Район бывшего помещика Брюсова-Алексеевка, Алешенка, Серкино, Липки – «Брюсовщина» - с кокардообразными кичками, черными зипунами с костылями, лаптями-рачками;
Близкий к предыдущему – Бяковский район с лопатообразными кичками.
Ружновский район – Лбы, Будры, Чичково, Ружное, Пластовое – головные уборы из полотенцев.

Жилище: 1) План жилища – южновеликорусский (двух типов): красный угол у двери, печь в дальнем углу от двери, устьем к улице и окнам, пол-помост для спанья между дверью и печью. Второй план жилища, имеющий сходства с украинцами и белорусами, - с красным углом в переднем углу и печью у двери; 2) Два типа плана двора:

- покоеобразный навес, примыкающий с избы, с 4-х угольным открытым пространством посередине, включающий под боковые навесы надворные постройки – тип двора, известный у белорусов, южновеликорусов и средневеликорусов, - является преобладающим по всему Полесью:

- двор с изолированным скотным двором, схожий с украинским, встречающийся в селах Глинное, Вздружное, на западе Навльской волости наряду со двором первого типа.

3) Крыша у полехов представлена в старых формах: 4-х скатная и 2-х скатная. Первая без стропил и гвоздей (Бояновичская и Навльская волости) – схожа с южновеликорусской и украинской. Вторая – с самцом и желобом, в старых формах известна между Болвой и Снопотью, имеет аналог с средневеликорусской, северовеликорусской и белорусской, но по своему положению ребром к улице, а не перпендикулярно, фронтоном, она не заявляет о каких-либо связях с белорусским жилищем.

Полесье – это стык культур, сохранивший реликтовые и архаичные черты быта, частично родственные литовцам и белорусам, однако, являющиеся по своей сути южновеликорусскими.

Напоследок следует подчеркнуть, что вся вышеуказанная историческая, археологическая, а также этнологическая систематика соотнесения полехов к потомкам древних литовцев (как основной контекст настоящей статьи), родственным связям с белорусами и определение географических границ области Полесье, являются сугубо условными объектами исследования и в дальнейшем ждут более углубленного изучения.

Литература:

Гимбутас М. «Балты. Люди янтарного моря», Центрполиграф, Москва, 2004

Лебедева Н.И «Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки», «Этнологическое изучение Калужского Полесья как характерного этнологичекого района» («Рязанский этнографический вестник. Научные труды» (том первый)), Рязань, 1996

Седов В.В. «Голядь»

Смирнов Ю.М. «В стране тудовлян» (серия «Пешком по Тверской области»), ГЕРС, Тверь, 2004

Ракитин А.С.