Согласно новейшей концепции Зализняка -- нынешний великорусский язык -- койне ильмено-словенского и киево-русского.
      Спасибо и на этом.  А то украинским "науковцам" свойственно относить Великий и Могучий к финским, угорским, тюркским, монгольским, а то и к хамитским (Ю. Каныгин) языкам.  Самые "научно"-продвинутые из "науковцев" записывают великорусский в южно-славянскую подгруппу, к церковнославянскому (древнеболгарскому).
     Признание восточнославянскости Великого и Могучеего для "науковця" -- невиданная смелость и "зрада" "национальной свидомости".
         Но и эта "уступка" Зализняка -- мифологема.
     Соотнесение лингвистического явления в структуре сравнительного языкознания не может базироваться на полупредложениях. Последние могут лишь свидетельствовать о к.-л. субстратно-суперстратных явлениях.
         Подлинная глоттохронология видна только на цельных текстах.
             Что мы сейчас и проделаем.

     Давайте сравним украинский и великорусский переводы любого из отрывков «Слова о полку Игореве» (написанного в 1185 г. киевским боярином Петром Бориславичем [ Рыбаков Б. А. Пётр Бориславич. Поиск автора «Слова о полку Игореве». – М., 1991, С. 156 – 285 ; Абакумов А. В. Галицкие и курские корни автора «Слова о полку Игореве» // Ренессанс. -- К. 2005. №3, С. 92 – 100 ]) с его оригинальным текстом.

Оригинал : «Вступита же, господина, въ злато стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святьславлича !».

Перевод Дм. С. Лихачёва : «Вступите же,_господа,_в золотые стремена за обиду сего времени,_за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича !».

Перевод М. Ф. Рыльского : «А вступiть же, панове-браття, в золоте стремено за кривду сьогочасну, за землю Руську, за рани Ігоревi, хороброго Святославича !».

А вот другой отрывок из лирико-публицистического шедевра Петра Бориславича.

Оригинал : «Не така ли, рече, река Стругна, худу струю имея, пожьрши чужи ручьи и стругы, рострена к усту ? Уношу князю Ростиславу затвори Днепръ темнее березе. Плачется мати Ростислава по уноши князи Ростиславе».

Перевод Дм. С. Лихачёва : «Не такова-то, говорит он,_река Стугна : скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и потоки,_расширенные к устью, юношу князя Ростислава заключила. На тёмном берегу Днепра плачет мать Ростиславова по юноше князе Ростиславе.».

Перевод М. Ф. Рыльского : «Не така ж та_річка Стугна. Що мало води в собі має, та чужі собі забирає потоки, широко в гирлі розливаючись ! Потопила вона край темного берега юнака князя Ростислава. Плаче мати Ростиславов по юнакові Ростиславу-князеві !».

Современная великорусская речь однозначно имеет больше общих черт с текстом «Слова о полку Игореве» чем украинская мова. К аналогичному выводу приходишь анализируя и другой древнерусский публицистический шедевр -- «Слово о погибели Земли Русской» (написанного в начале весны 1238 г. при дворе отца Александра Невского, киевского князя Ярослава Всеволодовича [ Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. -- М., 1984, с. 150 – 151 ]). Вернее тот его отрывок означенного произведения, который уцелел.

Уже слышу возражения «свидомых» околофилологических «культурологов» : «Слово о погибели Земли Русской» мол де написано в Московщине и мова его кацапская». Однако ! Рыбакову можно выдвигать претензии и как к археологу, и как к историку. Но на ниве источниковедения Борису Александровичу – нет равных. В этом аспекте он гениален. Да и тесты обоих указанных древнерусских произведений написаны (в чём читатель убедится ниже !) одним и тем же диалектом.

Оригинал «Слово о погибели Земли Русской» : «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая ! И многими красотами удивлена еси : озеры многыми, удивлена еси реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубровами частыми, польми дивными, зверьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами – всего еси исполнена земля Русская, о прававерьная вера хрестияньская !».

Перевод (на великорусский) Ю. К. Бегунова : «О светло светлая и красно украшенная земля Русская ! Многими красотами дивишь ты : озерами многими, дивишь ты реками и источниками месточтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, сёлами дивными, виноградами обильными, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими – всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская !»

Перевод (на украинский) А. В. Абакумова : «О свiтло свiтла й красно прикрашена земле Руська ! Багацькими вродами дивуєш ти : багатьма озерами, дивуєш ти річками i криницями шанованими, горами крутими, горбами високими, дiбровами рясними, полями чудовими, звiриною всілякою, птахами незліченними, містами великими, селами чудовими, виноградами рясними, будинками церковними й князями грiзними, боярами чесними, вельможами численними – усього ти сповнена земле Руська, о прававiрна вiра християнська !».

Близость великорусского перевода к оригиналу ещё более очевидна, нежели у такого же со «Словом о полку Игореве». Украинский же перевод, наоборот, грамматически ещё более удалён к тексту оригинала «Слова о погибели Земли Русской» чем аналогично друг к другу такие же перевод и оригинал «Слова о полку Игореве». Впрочем – ненамного. Как раз где-то в рамках полустолетия.

Тесты и «Слова о погибели Земли Русской», и «Слова о полку Игореве» – форма «высокого стиля» русского языка тогдашних киевлян.

Почему же современный великорусский диалект имеет большее сходство с языком киевлян кон. 12 – сер. 13 вв. нежели нынешний украинский диалект Южной Киевщины, Черкащины, Кировоградщины, Южной Житомирщины, Винничины, Полтавщины, Слобожанщины, большей части Хмельниччины, значительной части Черниговщины и Сумщины, части Донбасса и Новороссии ? Как и его литературно-деловая котляревско-гринченковская форма ?

Можно допустить несколько вариантов причин большей близости великорусского наречия (чем украинской мовы) к киево-русскому языку.

1) Известный историк, идеолог Конгресса Украинских Националистов, В. С. Коваль, отметив большую близость текста «Слова о полку Игореве» к «кацапской мове», чем к украинской, высказал в 2002 г. на телеканалк «1+1» оригинальную мысль. Виктор Саввич предположенил, что язык «Слова о полку Игореве» новгородский, привнесённый князем Олегом ещё в 882 г. в обиход киевских правящих слоёв, а «праукраинкая мова» уже тогда существовала самостоятельною в «низах» Южной Руси.

Однако новгородская речь кон. 12 в. известна сотнями тогдашних берестяных грамот Града-над-Ильменем. Этот говор уже существенно отличался от языка «Слова о полку Игореве» («высокий стиль» киево-русского !). Да и слишком уж дилетантски-фантастично отодвигать разветвление украинского, белорусского и великорусского диалектов в глубину I тысячелетия н. э.

2) Украинская мова -- потомок «сельского говора» Киевского княжества, уже в 1185 г. слегка отличавшегося от речи киевлян-горожан. Последним же образцом «правильной административной речи» для суздальцев стал язык двора Ярослава Всеволодовича, переехавшего в 1238 г. из Киева во Владимир-на-Клязьме. С отцом Александра Невского, как известно, тогда переехало немало природных киевлян.

Увы ! При справедливой оценке обстоятельств появления во Владимире-на-Клязьме последнего киевского административно-лингвистического «писка моды», нет никаких оснований предполагать того, что вплоть до 1240 г. в Киевском княжестве были какие-либо внутренние различия наречий.

3) И великорусский язык, и мова -- потомоки киево-русского языка, но Соловьиная менялась во времени (в течение 750 лет) быстрее, чем Великий и Могучий.

Сложности лингво-исторических перипетий в Южной и Северо-Восточной Руси были в одинаковой мере непростыми и причин для хронологического обгона великорусского наречия мовой (как, например, это произошло с птомками древненорвежского языка ; – ландсмол изменился сильнее чем почти полностью изолированный исландский !) – не видно.

4) Пра-черкасско-полтавско-слобожано-восточноподольский диалект – продолжение говора «чёрных клобуков» (объединение торков, берендеев, узов, части печенегов и нек. др.), перешедших по мнению авторов оной гипотезы до сер. 13 в (и выработавших своеобразный славянский диалект с мощнейшим тюркским лексическим суперстратом) с огузского языка на русский. Тем более, что наместником великого князя Ярослава Всеволодовича в Киеве середины 1240 х гг. был торчин Дмитрий Ейкович [ Котляр Н. Ф., Сидоренко Е. Ф. Социально-экономическое и политическое положение Киева в период развития феодализма (30 е гг. XIII – первая половина XVI в) // История Киева. Т. 1. – К., 1982, С. 197 ].

Тюркские заимствование в мове приличные, но не очень уж значительные. Да и основную часть «чёрных клобуков» в начале 14 в. золотоордынский хан Тохта переселил с Роси на Арал (каракалпаки).

5) Украинская мова потомок (по А. И. Железному) древнерусско-польского койне.
     Однако ! В 16-17 вв. (когда данный койнизационный процесс, по мнению Железного, происходил) польский и русский языки уже имели между собой по данным сравнительного языкознания более чем полуторатысячелентнюю глотто-хронологическую разветвлённость [ Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. Введение. – М., 1961, С. 26 – 31 ]. При такой значительной степени удалённости лингвистического родства формирование койне уже невозможно. Классики же немецкой филологии (В. Гумбольт, братья Гримм, А. Шлейхер, М. Фасмер) чётко идентифицировали польскую и украинскую речь с разными языковыми подгруппам. Первую они определили в западную ветвь славянства. Вторую же -- в восточную (пост-антскую по А. А. Шахматову). Вместе с белорусскими, великорусскими и разнообразными русинскими наречиями. При строгой же научной оценке все они интерпретируются как диалекты (и субдиалекты) одного (русского) языка ! Ну разве что уж очень обособленные закарпатские диалекты – «где-то на грани язык -- диалект» [ см. блок-схему ].
    Глотто-хронологические (сравнительно-языковедческие) различия польского языка (и его диалектов) с восточнославянскими «языками-диалектами» сейчас порядка 2.200 лет. В 1600 м году это различие насчитывало 16 столетий. Появление суржика (койне) при таком уровне глотто-хронологической удалённости уже немыслим. Критический предел возможности формирования промежуточного дилекта – порядка 1.200 лет родства между «суржикотворящими» наречиями.
    Но даже если и предположить невозможное (что древнерусский и польский всё-таки сформировали своё койне -- Мову Соловьиную), то классики-языковеды выделили бы, естественно, 4 ю славянскую подгруппу – промежуточную западнославяно-восточнославянскую (в которую украинская лингвистическая форма бы и входила). Аналогично современному немецкому литературному языку, занявшему переходную нишу – средненемецко-верхненемецкую (т. е. франкско-швабскую или, иначе, иствевоно-герминонскую). Сложилась же основа этого пра-лютеровского койне достаточно давно (где-то между 3-м и 6-м вв. н. э.), когда франки и алеманны были лингвистически достаточно близки (700 – 1000 лет глотто-хронологического родства) [ Жирмунский В. М. История немецкого языка. – М., 1948, С. 44 -- 49 ].
     Избыточное же (по сравнению с большинством прочих восточных славян) количество полонизмов (и латино-полонизмов, и германо-полонизмов, и мораво-полонизмов, и «чистых» полонизмов) не достигает в Мове и тысячи лексем. И это при том, что словарный фонд не является решающим определителем идентификации конкретного языка. В современном английском языке наличествует 60% слов французского, а в корейском – 90% терминологии китайского происхождения. Но грамматически они не принадлежат ни к романской, ни к сино-тибетской общностям. Первый из них германский, а второй, соответственно, алтайский языки.
     Так что нынешняя украинская литературно-деловая лингвистическая норма такой же участник восточнославянского (пост-антского) лингвистического сообщества, как и остальные русские и русинские диалекты и говоры. Проблематично, однако, местонахождение украинской мовы внутри этно-языкового пространства «русичей».

6) Может быть Мова Соловьиная действительно потомок койне, но не польско-древнерусского, а какого-то иного.

Рассмотрим исторические перипетии Киевской Земли 13 – 16 вв. [ Котляр Н. Ф., Сидоренко Е. Ф. Социально-экономическое и политическое положение Киева в период развития феодализма (30 е гг. XIII – первая половина XVI в) // История Киева. Т. 1. …, С. 192 – 252 ].

Более столетия (после Батыевого Погрома) в Среднем Поднепровье продолжал функционировать киево-русский язык, постепенно диссимилируясь в своеобразный местный говор. В 1360 х гг. (с отвоеванием Великим Княжеством Литовскеим у ордынцев Среднего Поднепровья) в Киево-Переяславщине появляются «литвино»-белорусские дружинники, бояре, удельный князь из династии Гедиминовичей (Владимир Ольгердович) и, вероятно, военные поселенцы. Двор Владимира Ольгердовича первоначально, по-видимому, был ранне-старобелорусскоязычным.

Известно, что с начала 11 в. Полоцко-Минское княжество (Земля Всеславичей, так оно названо в «Слове о полку Игореве» !) стало жить своей обособленной жизнью, там не происходило масштабных ротаций дружинников и бояр (от Перемышля и до Белоозера) остальной Руси (Земли Ярославичей, согласно тому же автору), в большинстве случаев унифицировавших административный язык удельно-княжеских дворов потомков Ярослава Мудрого. Это обстоятельство обусловило начало формирования региональных лингвистических особенностей узкого мирка территории наследственных владений потомков Всеслава Брячеславича, т. е. -- Минско-Полоцкой Земли. Сие наречие тоже базировалось на киево-русском языке, но на более ранней его форме (характерной для начала 11 в. и перенесённой из тогдашнего Киева в Полоцк дружинниками Изяслава Ярославича). Сложившийся же на этой основе ранне-старобелорусский диалект к сер. 14 в. унаследовало (как в виде «официоза», так и в качестве речи большинства своего населения) и Великое Княжество Литовское, Русское и Жмойское (так это новое тогда государство официально называлось). Так что к 1362 г. (утвержденя Гедиминовичей в Киеве) означенный полоцко-виленский говор уже начинал приобретать черты особого русского диалекта.

Этот ранне-старобелорусский диалект вступил во взаимодействие с местным вариантом поздне-киеворусского. Но социально деструктизированный пост-батыевый Киев ещё сохранял авторитет крупнейшего производителя церковной утвари и значительного ремесленного центра. Временами в Киев возвращался (из Владимира-на-Клязьме, а затем и из Москвы) русский митрополит. Среднеднепровская лингво-цивилизационная традиция оставалось достаточно сильной. Но и литовско-белорусская инкорпорация в Земле Матери Городов Русских тоже была весьма мощная.

Сложилось определённое «административно-филологическое» равновесие местной и пришлой с севера диалектных традиций. Сложился местный суржик. Это койне и стало, по-видимому, официальным языком последних лет правления Владимира Ольгердовича (1380 е – начало 1390 х гг.), княжения Скиргайла Ольгердовича (1394 – 1396 гг.), последующего Киевского наместничества и периода властвования суб-династии Олельковичей (1340 – 1371 гг.). Более того ! И после ликвидации Киевского удельного княжества (1371 г.) – воеводская администрация ещё 12 лет использовала, скорее всего, преимущественно суржик Олельковичей, а не старобелорусский -- «общелитовский».

В кон. 14 – 15 вв. означенное койне распространилось по Среднему Поднепровью и в ближайших районах. Местный «чистый» позднейший киеворусский говор сузил территорию своего распространения. Его современный потомок – центрально-полесский диалект.

В 1483 г. Киев Ольгердовичей-Олельковичей был уничтожен крымским ханом Менгли-Гиреем. Восстановленный к 1500 му году город уже имел новое (главным образом центрально-полесскоязычное) население и новую (уже преимущественно литвино-белорусскоязычную) служилую администрацию. «Официозом» стал «чистый» старобелорусский язык. Однако «койне Олельковичей» (праукраинская мова) успело занять прочные позиции на значительной части территории будущей Украины. Старобелорусский язык не смог вытеснить пра-черкасско-полтавско-слобожанско-восточноподольский диалект, ибо уже в 16 в. серъёзным конкурентным (для полоцко-виленского) «официозом» стал польский язык. Известно же, что при наличии двух «официозов» народные языки и диалекты (наречия «низов») имеют свойство выживать, а не ассимилироваться [ Хакулинен Л. Развитие и структура финского языка. Ч. 1 – М., 1953, С. 63 – 66 ].

На Волыни, Северщине, Галичине и Буковино-Молдавии происходили похожие, но специфические процессы (см. блок-схему). Кроме великорусского и центральнополесского к речи киевлян 1240 г. восходит и северянский его вариант, начавший обосабливаться тоже со 2 й пол. 13 в. (предок восточно-полесского диалекта).

Нужно, естественно помнить, что преимущественным языком литературы Киевской Руси 11 – 13 вв. был южнославянский церковнославянский. Административный же киево-русский (полностью доминировавший в княжеском тереме, гриднице, в большинстве боярских дворов, в речи глашатаев, в деловых документах и быте высших и значительной части средних слоёв древнерусского общества) проникал и в «высокую словесность», сохранял там свой грамматический строй, хотя и широко заимствовал церковнославянскую лексику, да и кое-какие идиоматические обороты последней.

А. И. Железный оказался интуитивно отчасти прав. Украинская мова таки действительно не прямой потомок поздне-киеворусского наречия, а своеобразный её органический синтез с другим лингвистическим субъектом. Но не с польским языком, а с ранне-старобелорусским диалектом той же русской речи. Так же, как поздне-древнегреческое койне (язык христианского «Нового Завета») не является прямым потомком ни аттического диалекта Эсхила и Еврипида, ни восточно-ионийской речи Гомера и Гераклита [ С. И. Радциг История древнегреческой литературы. – М., 1982, С. 20 – 22 ]. Известно, что язык Эпикура, Менандра, Плутарха, Иисуса Назареянина (которым основатель христианства владел не хуже своего родного – арамейского) и евангелистов – суржик (койне) между афинской говором Аристофана и малоазийско-ионийским наречием Геродота.

Прямые же потомки речи жителей Киева 1240 г. – современные 3 диалекта : центрально-полесский, восточно-полесский и великорусский. Они в Среднем Поднепровье более коренные лингвистические явления, чем украинская мова, синтезировавшаяся лишь в 15 в.

     Если бы Зализняк был прав и нынешний великорусский язык -- койне ильмено-словенского и киево-русского, а украинский -- прямой потомок киево-русского, то Мова Соловьиная была бы по тексту ближе к указанным отрывкам обоих "Слов".
     На практике же мы видим наоборот !  Великрусские переводы ближе к оригиналу, чем украинские. У первых родство 820 и 779 лет, а у украинских -- порядка 1.000 лет.  Аналогично белорусским.

             А. В.

Поддерживающих вроде нет (хотя я всей информацией об этом не владею). Однако и отрицателей тоже нет.
Сейчас среди филологов стало меньше специалистов сравнительного языкознания. Большинство же последних отмечают несколько большую близость языка "Слова о полку Игореве" к великорусскому, чем к украинскому и белорусскому. Но (в силу незначительности элементов этой большей близости) либо её игнорируют, либо считают это следствием какой-то большей ускоренности процессов изменений семантико-грамматического склада в белорусском и украинском языках (хотя это не так; после Петра Первого изменения в великорусском языке интенсифицировались). Либо по какой-либо другой (также не семантико-грамматической) причине.
Не стараясь глубоко вникать в означенные небольшие глотто-хронологические различия, традиционно считают белорусский, великорусский и украинских равнозначными потомки древнерусского языка.
Тоже самое с проблемой микро-койне! Масштабное койне, естественно, было бы для глоттохронологов-традиционалистов - заметнее.